В книге, ставшей любимой для многих поколений детей, рассказывается о детстве Динки, о ее крепкой дружбе с сиротой Ленькой и приключениях, которые они вместе переживают. Добрая и искренняя, взбалмошная и неугомонная Динка навсегда притягивает и очаровывает читателя.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Посвящаю эту книгу матери и сестре Анжеле.

Глава 1
НЕИЗВЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Ночью раздался негромкий стук в калитку. В маленькой даче было тихо и темно. Стук повторился громче, настойчивей.

Марина подняла голову с подушки, прислушалась, потом вскочила и, протянув в темноте руки, добралась до постели сестры:

Катя! Проснись! Кто-то стучит…

Кто стучит?

Младшая сестра мгновенно открыла глаза и потянулась за спичками.

Подожди! Не зажигай! Слушай… Мимо террасы прошлепали чьи-то осторожные шаги, заскрипели ступеньки.

Это я… Лина, - послышался тихий шепот за дверью. Катя сняла крючок. В комнату протиснулась кухарка Лина. Заспанное лицо ее было встревоженно.

Стучит ктой-то… Открывать али нет?

Калитка на замке. Вот ключ. Постарайся задержать. Если обыск, скажи, что пойдешь за ключом, - быстро зашептали Катя, накидывая халат.

Лина понятливо кивнула головой.

Подождите… Надо позвать Никича, - торопливо сказала Марина, - я сейчас пойду…

Никича нет, он в городе, - остановила ее Катя.

Вчерась еще укатил, - прошептала Лина.

Ах, да! - вспомнила Марина.

Все трое смолкли. В тишине было слышно, как кто-то пробует открыть калитку.

Подождите волноваться. Может, это просто воры? - глядя в темноту широко раскрытыми глазами, сказала Катя. Лина поспешно приперла табуреткой дверь.

Коли воры, так запастись бы чем, попужать их… У калитки снова раздался нетерпеливый громкий стук.

Воры не стучат… Лина, иди задержи, - шепнула Марина.

Лина - широко, перекрестилась и вышла. Катя присела на корточки около печки и встряхнула коробок спичек…

Марина, где Сашино письмо? Давай скорей!.. Ах, какая ты неосторожная!

У меня только одно… единственное… И в нем ничего такого нет, доставая из-под подушки письмо и пряча его на груди, взволнованно сказала Марина. - Тут нет никаких адресов… Подождем Лину!

Глупости… Все равно это надо сделать… В прошлый раз тебя спрашивали, переписываешься ли ты с мужем! Зачем же так рисковать… Давай скорей…

Марина молча протянула ей конверт… В печке вспыхнул огонек и осветил склоненные головы сестер, смешивая темные пряди Катиных кудрей и светлые косы Марины.

Это письмо мне и детям… - с глубокой грустью прошептала старшая сестра.

Катя схватила ее за руку:

Тише… Идет кто-то… Ступеньки снова заскрипели.

Не пужайтесь. Это дворник с городской хватеры. Самоё кличет, - сообщила Лина.

Меня? А что ему нужно? Это Герасим? Так зови его сюда!

Звала. Не идет. Чтоб и знатья, говорит, не было, что я приезжал.

Странно… Что могло случиться? Ну, я иду. Катя. Не разбудите детей, потише.

Марина накинула платок и вышла. Катя сунула ей в руку ключ. Большая черная тень неподвижно стояла под забором.

Герасим! - тихонько окликнула Марина. - Вы один?

Один, один. Не извольте сомневаться, - также тихо ответил дворник. - Мне только слово сказать.

Так пойдемте в кухню. Там никого нет.

Марина открыла калитку. Герасим оглянулся и боком пролез на дорожку.

Не опоздать бы мне на пароход. Один только ночной идет… Да дело-то в двух словах… может, нестоящее, а упредить надо.

Пойдемте, пойдемте.

Стараясь не скрипеть гравием на дорожке, Марина пошла вперед, Герасим покорно следовал за ней.

В летней кухне царил мягкий полумрак. Перед иконой богородицы теплилась лампадка, у стены белела неубранная постель. Под окном стоял чисто выскобленный стол, на плите поблескивали сложенные горкой кастрюли.

Марина подвинула Герасиму табуретку:

Садитесь…

Так вот, может, нестоящее дело… - повторил Герасим застеснявшись. Может, я зря вас потревожил, конечно…

Ничего, ничего… Рассказывайте, - попросила Марина, присаживаясь на Линину постель.

Герасим осторожно подвинул к ней табуретку; в сумраке забелел ворот его рубашки, блеснули глаза.

Вчерась человек какой-то к хозяину приходил… Спрашивал, куда госпожа Арсеньева с детьми выехала. А хозяин меня позвал. "Ты, говорит, помогал им, вещи носил: куда они выехали?" А я гляжу - человек незнакомый, ну и не стал признаваться. "Не знаю, говорю, куда выехали, я только до извозчика провожал. А вы, говорю, кто им будете?" - "А я, грит, ихний знакомый". И сует мне гривенник. "Нет, говорю, не знаю". А сам гляжу: человек чужой, - шепотом рассказывает Герасим.

А какой он на вид? И что еще спрашивал?

Одет ничего, чисто. Под барина вроде. Так, молодой, неказистенький человечишка. Спрашивал еще: бывает ли кто на городской квартире? Живет ли здесь кто? "Нет, говорю, никто не бывает и никто не живет. Заперли да уехали…" А хозяин и говорит: "Госпожа, говорит, Арсеньева в газете служит, можете, говорит, туда зайти, я адрес дам". А он стоит, мнется и адреса не спрашивает. Ну, постоял и пошел. А хозяин миг и говорит: "Беда с неблагонадежными квартирантами - и выгонять их жалко, и неприятности от полиции наживешь".

Марина провела рукой по волосам:

Значит, так и ушел он?

Ушел… А я думаю себе: неспроста это, надо бы упредить на всякий случай… Тут недалеко, съезжу. Да в темноте-то проблуждал маленько. Перевозил я вещи днем, а тут ночью пришлось искать… Ну, я пойду.

Куда вы?! Опять заблудитесь. Переночуйте у нас, а, рассветет - и поедете! - уговаривала Марина.

Нет, уж я пойду. В крайности пересижу около пристани. Теперь такие дела творятся, что не приведи бог! В девятьсот седьмом году, почитай, полны тюрьмы насовали и теперь все еще опасаются чего-то… - Голова Герасима с сильным запахом лампадного масла приблизилась к Марине. - Сказывали, весной побег из тюрьмы готовился… Политические, что ли, своих выручать хотели, только один среди них иудой затесался. Вот он в самый момент возьми да и выдай всю компанию… Ну, и хватают сейчас охапками кто прав, кто виноват…

Это в городе? На нашей улице? - спросила Марина.

Не… на нашей улице тихо. Жители все почтенные, комнат не сдают… Это вон на окраинах, где общежития али комнатушки какие сдаются. Рабочий люд ютится да студенты по большей части. У нас без подозрениев. Но, между прочим, дворников тоже проверяют в полиции… Я пойду, - заторопился Герасим. Счастливо оставаться. Простите за беспокойство.

Марина крепко пожала ему руку.

Герасим, у вас же денег нет, вы потратились на проезд. Я сейчас вам принесу, - заторопилась она.

Ну, чего там… Я вами не обижен. Бывайте здоровы! Герасим ушел. Марина закрыла калитку и пошла в дом.

Катя и Лина нетерпеливо ждали ее, тревожась и недоумевая. Марина передала свой разговор с Герасимом. Сидя втроем в темной комнате, они озабоченно припоминали всех, кто мог их разыскивать.

Если знакомый, то завтра явится в редакцию. Только какой же знакомый пойдет расспрашивать хозяина? - пожала плечами Катя.

Может, это меня мой Силантий разыскивает? - предположила Лина.

Силантий, брат Лины, служил в солдатах, и вот уже несколько лет она все ждала его в отпуск.

Силантий в солдатском. Это кто-то другой, - вздохнула Марина.

Ну, что сейчас гадать! Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка лучше спать, зевая, сказала Лина и, осторожно прикрыв за собой дверь, ушла.

Сестры не спали долго. Увидев в окно светлеющий сад, Катя всполошилась:

Ложись скорей спать, Мара! Тебе осталось два часа каких-нибудь поспать… Ложись.

Сейчас… Только посмотрю, не проснулись ли дети, - сказала Марина, приоткрывая дверь в соседнюю комнату.

К Алине не ходи, разбудишь, - предупредила Катя.

Младшие дети крепко спали, разметавшись во сне. Восьмилетняя Динка сладко причмокивала, кольца жестких волос закрывали ей лоб, лезли на щеки… Одеяло ее сползло на пол, крепкие загорелые ноги и руки темнели на простыне… Мышка была старше на полтора года, но она выглядела хрупкой по сравнению с крепышом Динкой. Мышка спала гак тихо, что худенькое личико ее с прозрачными веками казалось неживым.

Мать наклонилась над ней, поймала чуть слышное дыхание. Потом подняла Динкино одеяло, повесила его на спинку кровати, повернула Динку на бок, отвела от ее лица волосы и вышла. К старшей девочке она не зашла. Алина спала в отдельной маленькой комнате. Мать постояла у ее двери, послушала и, успокоившись, вернулась к себе.

Катя сидела на полу у печки и обрезала ножницами обгоревшие края уцелевшего клочка письма. Руки ее были в золе, лоб и нос испачканы сажей.

На тебе… - сказала она с неожиданной кроткой улыбкой и протянула сестре обрезанный краешек бумаги.

Губы Марины дрогнули, она поднесла к окну бумажку и прочла единственные уцелевшие слова: "…родная моя…"

Ну, ложись теперь, - примиряюще сказала Катя. Марина разделась и легла, отвернувшись лицом к стене.

Динка Валентина Осеева

(Пока оценок нет)

Название: Динка

О книге «Динка» Валентина Осеева

Детская писательница Валентина Осеева сотворила чудесный шедевр – повесть «Динка», рассказывающую о судьбе девочки и ее семьи в непростое время первой половины ХХ века.

Главная героиня — непосредственный, живой ребенок, задира и бунтарка. Ее семья гостит на летней даче на берегу Волги. Девочка с другом Ленькой любит купаться в реке, невзирая на запреты взрослых и опасность утонуть.

Валентина Осеева описывает семью Динки и многочисленных знакомых. Отец – революционер в бегах. Мама Марина тащит все хозяйство на своих плечах, что не мешает ей успевать заниматься детьми, учить их добру и справедливости.

По воскресеньям на даче проходят семейные вечера. Взрослые из динкиного окружения живут революционными идеями, жаждут перемен. Ситуация в предреволюционной России описана автором лучше, чем в мудрых учебниках истории – ожидания чего-то мощного и кровавого витают в воздухе.

Герой повести «Динка» Ленька сбежал от жадного купца и познакомился с вихрастой непоседой Динкой. Мальчику сразу понравилась подпольная деятельность динкиной семьи, поэтому он активно включился в процесс.

Несмотря на дышащую противостоянием обстановку, детство остается детством. Валентина Осеева много времени уделяет характерам детей, описывает их приключения, делится их мечтами и переживаниями. Чтение повести вызывает бурю эмоций. Читатель сопереживает и жаждет узнать, что случится дальше.

Повесть «Динка» стала настольной книгой множества детей, для некоторых она — первый шаг в большую литературу. Сюжет произведения адресован детям, хотя и затрагивает политический аспект. Книга писалась в советское время и несет в себе идеологическую нагрузку, но таковы были времена. Политическая борьба описанной семьи вносит в сюжет остроту невыдуманных приключений, делая повесть удивительно захватывающей.

Издание «Динка» рассказывает о любви, крепкой детской дружбе, борьбе за справедливость и веру в идеалы. Это книга о доброте и поиске жизненного пути. Произведение рекомендовано читать детям, хотя для взрослых оно также может быть интересно.

Валентина Осеева

Посвящаю эту книгу матери и сестре Анжеле

Неизвестный человек

Ночью раздался негромкий стук в калитку. В маленькой даче было тихо и темно. Стук повторился громче, настойчивей.

Марина подняла голову с подушки, прислушалась, потом вскочила и, протянув в темноте руки, добралась до постели сестры.

– Катя! Проснись! Кто-то стучит...

– Кто стучит?

Младшая сестра мгновенно открыла глаза и потянулась за спичками.

– Подожди! Не зажигай! Слушай...

Мимо террасы прошлепали чьи-то осторожные шаги, заскрипели ступеньки.

– Это я... Лина, – послышался тихий шепот за дверью.

Катя сняла крючок. В комнату протиснулась кухарка Лина. Заспанное лицо ее было встревожено.

– Стучит ктой-то... Открывать али нет?

– Калитка на замке. Вот ключ. Постарайся задержать. Если обыск, скажи, что пойдешь за ключом, – быстро зашептала Катя, накидывая халат.

Лина понятливо кивнула головой.

– Подождите... Надо позвать Никича, – торопливо сказала Марина, – я сейчас пойду...

– Никича нет, он в городе, – остановила ее Катя.

– Вчерась еще укатил, – прошептала Лина.

– Ах да! – вспомнила Марина.

Все трое смолкли. В тишине было слышно, как кто-то пробует открыть калитку.

– Подождите волноваться. Может, это просто воры? – глядя в темноту широко раскрытыми глазами, сказала Катя.

Лина поспешно приперла табуреткой дверь.

– Коли воры, так запастись бы чем, попужать их...

У калитки снова раздался нетерпеливый громкий стук.

– Воры не стучат... Лина, иди задержи, – шепнула Марина.

Лина широко перекрестилась и вышла. Катя присела на корточки около печки и встряхнула коробок спичек...

– Марина, где Сашино письмо? Давай скорей!.. Ах, какая ты неосторожная!

– У меня только одно... единственное... И в нем ничего такого нет, – доставая из-под подушки письмо и пряча его на груди, взволнованно сказала Марина. – Тут нет никаких адресов... Подождем Лину!

– Глупости... Все равно это надо сделать... В прошлый раз тебя спрашивали, переписываешься ли ты с мужем! Зачем же так рисковать... Давай скорей...

Марина молча протянула ей конверт... В печке вспыхнул огонек и осветил склоненные головы сестер, смешивая темные пряди Катиных кудрей и светлые косы Марины.

– Это письмо мне и детям... – с глубокой грустью прошептала старшая сестра.

Катя схватила ее за руку:

– Тише... Идет кто-то...

Ступеньки снова заскрипели.

– Не пужайтесь. Это дворник с городской хватеры. Самое кличет, – сообщила Лина.

– Меня? А что ему нужно? Это Герасим? Так зови его сюда!

– Звала. Не идет. Чтоб и знатья, говорит, не было, что я приезжал.

– Странно... Что могло случиться? Ну, я иду, Катя. Не разбудите детей, потише.

Марина накинула платок и вышла. Катя сунула ей в руку ключ. Большая черная тень неподвижно стояла под забором.

– Герасим! – тихонько окликнула Марина. – Вы один?

– Один, один. Не извольте сомневаться, – так же тихо ответил дворник. – Мне только слово сказать.

– Так пойдемте в кухню. Там никого нет.

Марина открыла калитку.

Герасим оглянулся и боком пролез на дорожку.

– Не опоздать бы мне на пароход. Один только ночной идет... Да дело-то в двух словах... может, нестоящее, а упредить надо.

– Пойдемте, пойдемте.

Стараясь не скрипеть гравием на дорожке, Марина пошла вперед, Герасим покорно следовал за ней.

В летней кухне царил мягкий полумрак. Перед иконой Богородицы теплилась лампадка, у стены белела неубранная постель. Под окном стоял чисто выскобленный стол, на плите поблескивали сложенные горкой кастрюли.

Марина подвинула Герасиму табуретку:

– Садитесь...

– Так вот, может, нестоящее дело... – повторил Герасим, застеснявшись. – Может, я зря вас потревожил, конечно...

– Ничего, ничего... Рассказывайте, – попросила Марина, присаживаясь на Линину постель.

Герасим осторожно подвинул к ней табуретку; в сумраке забелел ворот его рубашки, блеснули глаза.

– Вчерась человек какой-то к хозяину приходил... Спрашивал, куда госпожа Арсеньева с детьми выехала. А хозяин меня позвал. Ты, говорит, помогал им, вещи носил: куда они выехали? А я гляжу – человек незнакомый, ну и не стал признаваться. Не знаю, говорю, куда выехали, я только до извозчика провожал. А вы, говорю, кто им будете? А я, грит, ихний знакомый. И сует мне гривенник. Нет, говорю, не знаю. А сам гляжу: человек чужой, – шепотом рассказывает Герасим.

– А какой он на вид? И что еще спрашивал?

– Одет ничего, чисто. Под барина вроде. Так, молодой, неказистенький человечишка. Спрашивал еще: бывает ли кто на городской квартире? Живет ли здесь кто? Нет, говорю, никто не бывает и никто не живет. Заперли да уехали... А хозяин и говорит: госпожа, говорит, Арсеньева в газете служит, можете, говорит, туда зайти, я адрес дам. А он стоит, мнется и адреса не спрашивает. Ну, постоял и пошел. А хозяин мне и говорит: «Беда с неблагонадежными квартирантами – и выгонять их жалко, и неприятности от полиции наживешь».

Марина провела рукой по волосам:

– Значит, так и ушел он?

– Ушел... А я думаю себе: неспроста это, надо бы упредить на всякий случай... Тут недалеко, съезжу. Да в темноте-то проблуждал маленько. Перевозил я вещи днем, а тут ночью пришлось искать... Ну, я пойду.

– Куда вы?! Опять заблудитесь. Переночуйте у нас, а рассветет – и поедете! – уговаривала Марина.

– Нет, уж я пойду. В крайности пересижу около пристани. Теперь такие дела творятся, что не приведи бог! В девятьсот седьмом году почитай полны тюрьмы насовали и теперь все еще опасаются чего-то... – Голова Герасима с сильным запахом лампадного масла приблизилась к Марине. – Сказывали, весной побег из тюрьмы готовился... Политические, что ли, своих выручать хотели, только один среди них иудой затесался. Вот он в самый момент возьми да и выдай всю компанию... Ну и хватают сейчас охапками кто прав, кто виноват...

– Это в городе? На нашей улице? – спросила Марина.

– Не... на нашей улице тихо. Жители все почтенные, комнат не сдают... Это вон на окраинах, где общежития али комнатушки какие сдаются. Рабочий люд ютится да студенты по большей части. У нас без подозрения. Но, между прочим, дворников тоже проверяют в полиции... Я пойду, – заторопился Герасим. – Счастливо оставаться. Простите за беспокойство.

Марина крепко пожала ему руку.

– Герасим, у вас же денег нет, вы потратились на проезд. Я сейчас вам принесу, – заторопилась она.

– Ну чего там... Я вами не обижен. Бывайте здоровы!

Герасим ушел. Марина закрыла калитку и пошла в дом. Катя и Лина нетерпеливо ждали ее, тревожась и недоумевая.

Марина передала свой разговор с Герасимом. Сидя втроем в темной комнате, они озабоченно припоминали всех, кто мог их разыскивать.

– Если знакомый, то завтра явится в редакцию. Только какой же знакомый пойдет расспрашивать хозяина? – пожала плечами Катя.

– Может, это меня мой Силантий разыскивает? – предположила Лина.

Силантий, брат Лины, служил в солдатах, и вот уже несколько лет она все ждала его в отпуск.

– Силантий в солдатском. Это кто-то другой, – вздохнула Марина.

– Ну что сейчас гадать! Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка лучше спать, – зевая, сказала Лина и, осторожно прикрыв за собой дверь, ушла.

Сестры не спали долго. Увидев в окно светлеющий сад, Катя всполошилась:

– Ложись скорей спать, Мара! Тебе осталось два часа каких-нибудь поспать... Ложись...

– Сейчас... Только посмотрю, не проснулись ли дети, – сказала Марина, приоткрывая дверь в соседнюю комнату.

– К Алине не ходи, разбудишь, – предупредила Катя.

Младшие дети крепко спали, разметавшись во сне. Восьмилетняя Динка сладко причмокивала, кольца жестких волос закрывали ей лоб, лезли на щеки... Одеяло ее сползло на пол, крепкие загорелые ноги и руки темнели на простыне... Мышка была старше на полтора года, но она выглядела хрупкой по сравнению с крепышом Динкой. Мышка спала так тихо, что худенькое личико ее с прозрачными веками казалось неживым.

Мать наклонилась над ней, поймала чуть слышное дыхание. Потом подняла Динкино одеяло, повесила его на спинку кровати, повернула Динку на бок, отвела от ее лица волосы и вышла. К старшей девочке она не зашла. Алина спала в отдельной маленькой комнате. Мать постояла у ее двери, послушала и, успокоившись, вернулась к себе.

Катя сидела на полу у печки и обрезала ножницами обгоревшие края уцелевшего клочка письма. Руки ее были в золе, лоб и нос испачканы сажей.

– На́ тебе... – сказала она с неожиданной кроткой улыбкой и протянула сестре обрезанный краешек бумаги.

Губы Марины дрогнули, она поднесла к окну бумажку и прочла единственные уцелевшие слова: «...родная моя...».

– Ну, ложись теперь, – примиряюще сказала Катя.

Марина разделась и легла, отвернувшись лицом к стене.

Дорогое письмо

Катя завела будильник, не раздеваясь, бросилась на свою постель и мгновенно заснула. Марина не спала. Она не думала о сообщении Герасима. Мало ли кто мог спрашивать их адрес... Возможно, какой-нибудь знакомый проездом был в Самаре и хотел повидаться... Может быть, на службе лежит для нее записка... Все это пустяки. Марине было жаль письма, которое сожгла Катя. Письма от Арсеньева приходили редко. Зная, что полиция тщательно разыскивает его следы, письма свои к жене Арсеньев передавал только через верных людей. В этих редких длинных посланиях он подробно расспрашивал о детях, о ней, Марине, рассказывал о своей жизни, о встречах с новыми и старыми товарищами. Читая эти письма, Марина радовалась, что муж по-прежнему полон энергии и в среде новых товарищей не чувствует себя одиноким. Последнее письмо пришло весной. В теплых, грустных строчках его чувствовалась глубокая душевная тоска по семье. Марина так часто читала и перечитывала это письмо, что помнила наизусть каждое слово, она никогда не решилась бы уничтожить его, если бы не Катя... «...Дети растут и забывают отца, – горько жаловался жене Арсеньев. – А мне так часто видятся они все трое... И кажется, что я снова на элеваторе, что вот сейчас я приду домой...»

Когда книга затрагивает самое важное в жизни человека, можно сказать, что время над ней не властно. Валентина Осеева написала повесть «Динка» еще в середине 20 века, и она все эти годы вызывает восхищение у читателей любого возраста. Повесть автобиографическая, писательница рассказывает о своем детстве, которое пришлось на нелегкое время – начало 20 века. Через повествование она доносит до читателей мысль о важности дружбы и поддержки. Эта повесть о верности, преданности и умении бороться с трудностями.

Писательница знакомит читателей с семьей Арсеньевых. Они живут в то время, когда в народе присутствуют революционные настроения. Если полиция что-то заподозрит, то человека могут арестовать и без веских доказательств. А их семья как раз связана с революционным подпольем. Отец семейства был вынужден покинуть страну, мать воспитывает троих детей одна. Главной героиней романа является одна из дочерей – Динка. Кроме мамы в их доме живет еще тетя и кухарка.

Динка растет озорной и активной девочкой, из-за чего приносит много хлопот своей семье. Тем более, что мать должна обеспечивать семью и не всегда успевает присмотреть за детьми, оставляя их на воспитание тете. Дина часто гуляет по берегу реки, там она и знакомится с мальчиком Лёней. Дети становятся близкими друзьями. У Лёни трудная судьба, он живет без отца, но у него есть отчим, который ведет себя жестоко. Динка сочувствует мальчику и все больше привязывается к нему. Они попадают в смешные и сложные ситуации, учатся жизни, узнают новое и делают выводы из того, что наблюдают в этом мире. Каждый из них готов прийти на помощь в трудную минуту и принять выбор другого, если это будет необходимо.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Динка" Осеева Валентина Александровна бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Валентина Осеева

Посвящаю эту книгу матери и сестре Анжеле

Неизвестный человек

Ночью раздался негромкий стук в калитку. В маленькой даче было тихо и темно. Стук повторился громче, настойчивей.

Марина подняла голову с подушки, прислушалась, потом вскочила и, протянув в темноте руки, добралась до постели сестры.

– Катя! Проснись! Кто-то стучит...

– Кто стучит?

Младшая сестра мгновенно открыла глаза и потянулась за спичками.

– Подожди! Не зажигай! Слушай...

Мимо террасы прошлепали чьи-то осторожные шаги, заскрипели ступеньки.

– Это я... Лина, – послышался тихий шепот за дверью.

Катя сняла крючок. В комнату протиснулась кухарка Лина. Заспанное лицо ее было встревожено.

– Стучит ктой-то... Открывать али нет?

– Калитка на замке. Вот ключ. Постарайся задержать. Если обыск, скажи, что пойдешь за ключом, – быстро зашептала Катя, накидывая халат.

Лина понятливо кивнула головой.

– Подождите... Надо позвать Никича, – торопливо сказала Марина, – я сейчас пойду...

– Никича нет, он в городе, – остановила ее Катя.

– Вчерась еще укатил, – прошептала Лина.

– Ах да! – вспомнила Марина.

Все трое смолкли. В тишине было слышно, как кто-то пробует открыть калитку.

– Подождите волноваться. Может, это просто воры? – глядя в темноту широко раскрытыми глазами, сказала Катя.

Лина поспешно приперла табуреткой дверь.

– Коли воры, так запастись бы чем, попужать их...

У калитки снова раздался нетерпеливый громкий стук.

– Воры не стучат... Лина, иди задержи, – шепнула Марина.

Лина широко перекрестилась и вышла. Катя присела на корточки около печки и встряхнула коробок спичек...

– Марина, где Сашино письмо? Давай скорей!.. Ах, какая ты неосторожная!

– У меня только одно... единственное... И в нем ничего такого нет, – доставая из-под подушки письмо и пряча его на груди, взволнованно сказала Марина. – Тут нет никаких адресов... Подождем Лину!

– Глупости... Все равно это надо сделать... В прошлый раз тебя спрашивали, переписываешься ли ты с мужем! Зачем же так рисковать... Давай скорей...

Марина молча протянула ей конверт... В печке вспыхнул огонек и осветил склоненные головы сестер, смешивая темные пряди Катиных кудрей и светлые косы Марины.

– Это письмо мне и детям... – с глубокой грустью прошептала старшая сестра.

Катя схватила ее за руку:

– Тише... Идет кто-то...

Ступеньки снова заскрипели.

– Не пужайтесь. Это дворник с городской хватеры. Самое кличет, – сообщила Лина.

– Меня? А что ему нужно? Это Герасим? Так зови его сюда!

– Звала. Не идет. Чтоб и знатья, говорит, не было, что я приезжал.

– Странно... Что могло случиться? Ну, я иду, Катя. Не разбудите детей, потише.

Марина накинула платок и вышла. Катя сунула ей в руку ключ. Большая черная тень неподвижно стояла под забором.

– Герасим! – тихонько окликнула Марина. – Вы один?

– Один, один. Не извольте сомневаться, – так же тихо ответил дворник. – Мне только слово сказать.

– Так пойдемте в кухню. Там никого нет.

Марина открыла калитку.

Герасим оглянулся и боком пролез на дорожку.

– Не опоздать бы мне на пароход. Один только ночной идет... Да дело-то в двух словах... может, нестоящее, а упредить надо.

– Пойдемте, пойдемте.

Стараясь не скрипеть гравием на дорожке, Марина пошла вперед, Герасим покорно следовал за ней.

В летней кухне царил мягкий полумрак. Перед иконой Богородицы теплилась лампадка, у стены белела неубранная постель. Под окном стоял чисто выскобленный стол, на плите поблескивали сложенные горкой кастрюли.

Марина подвинула Герасиму табуретку:

– Садитесь...

– Так вот, может, нестоящее дело... – повторил Герасим, застеснявшись. – Может, я зря вас потревожил, конечно...

– Ничего, ничего... Рассказывайте, – попросила Марина, присаживаясь на Линину постель.

Герасим осторожно подвинул к ней табуретку; в сумраке забелел ворот его рубашки, блеснули глаза.

– Вчерась человек какой-то к хозяину приходил... Спрашивал, куда госпожа Арсеньева с детьми выехала. А хозяин меня позвал. Ты, говорит, помогал им, вещи носил: куда они выехали? А я гляжу – человек незнакомый, ну и не стал признаваться. Не знаю, говорю, куда выехали, я только до извозчика провожал. А вы, говорю, кто им будете? А я, грит, ихний знакомый. И сует мне гривенник. Нет, говорю, не знаю. А сам гляжу: человек чужой, – шепотом рассказывает Герасим.

– А какой он на вид? И что еще спрашивал?

– Одет ничего, чисто. Под барина вроде. Так, молодой, неказистенький человечишка. Спрашивал еще: бывает ли кто на городской квартире? Живет ли здесь кто? Нет, говорю, никто не бывает и никто не живет. Заперли да уехали... А хозяин и говорит: госпожа, говорит, Арсеньева в газете служит, можете, говорит, туда зайти, я адрес дам. А он стоит, мнется и адреса не спрашивает. Ну, постоял и пошел. А хозяин мне и говорит: «Беда с неблагонадежными квартирантами – и выгонять их жалко, и неприятности от полиции наживешь».

Марина провела рукой по волосам:

– Значит, так и ушел он?

– Ушел... А я думаю себе: неспроста это, надо бы упредить на всякий случай... Тут недалеко, съезжу. Да в темноте-то проблуждал маленько. Перевозил я вещи днем, а тут ночью пришлось искать... Ну, я пойду.

– Куда вы?! Опять заблудитесь. Переночуйте у нас, а рассветет – и поедете! – уговаривала Марина.

– Нет, уж я пойду. В крайности пересижу около пристани. Теперь такие дела творятся, что не приведи бог! В девятьсот седьмом году почитай полны тюрьмы насовали и теперь все еще опасаются чего-то... – Голова Герасима с сильным запахом лампадного масла приблизилась к Марине. – Сказывали, весной побег из тюрьмы готовился... Политические, что ли, своих выручать хотели, только один среди них иудой затесался. Вот он в самый момент возьми да и выдай всю компанию... Ну и хватают сейчас охапками кто прав, кто виноват...

– Это в городе? На нашей улице? – спросила Марина.

– Не... на нашей улице тихо. Жители все почтенные, комнат не сдают... Это вон на окраинах, где общежития али комнатушки какие сдаются. Рабочий люд ютится да студенты по большей части. У нас без