Продолжаю знакомить вас со своими коллегами.
На этот раз гостем моей страницы станет очаровательная молодая девушка: заведующий патологоанатомическим отделением Ульяновской центральной городской клинической больницы Елена Балацюк.
Она расскажет о себе, о своей работе.
Материал изобилует фотоматериалом.

Лик смерти. Откровения патологоанатома

Человек боится смерти. Боится умереть сам или потерять близких. Но есть люди, для которых смерть — это ремесло, например, киллеры, или профессия, как для патологоанатомов. О тех, кто несет смерть, можно легко узнать из криминальных новостей. А вот у тех, кто «старушку с косой» изучает, побывал в гостях наш корреспондент мисанец.рф.

В повседневной жизни мы стараемся не думать о смерти. А врачам-патологоанатомам приходиться встречаться с ней каждый день. Об их профессии ходит много мифов. И, как бы ни было страшно, но приподнять завесу тайны, понять философию «работников смерти» и может даже заглянуть к ним в душу иногда все же хочется.

Нам удалось посетить морг Центральной городской клинической больницы и пообщаться с заведующим патологоанатомического отделения Еленой Балацюк.

Заведующий патологоанатомического отделения Елена Балацюк

«Хотелось бы отметить сразу, что часто люди считают, что профессия патологоанатом и судмедэксперт - это одна и та же профессия. Они похожи, но, все-таки, имеют отличия. Судмедэксперт работают с жертвами, скончавшимися от насилия. Патологоанатом работает с «мирными» пациентами, умершими своей смертью или проводит исследование «безликого» биопсийного материала», — отмечает заведующий патологоанатомического отделения.

Улыбчивая женщина, врач-патологоанатом с тринадцатилетним стажем Елена Балацюк, развеивает это и другие заблуждения о своей профессии.

«Вопреки многим мнениям, работа врача-патологоанатома вовсе не заключается в том, чтобы целыми днями стоять над секционным столом и неустанно резать трупы. В первую очередь мы врачи, готовые прийти на помощь живым. Более того, скажу я вам, патологоанатом — это медик универсал, причем высшего пилотажа. Ведь, чтобы диагностировать правильно причину смерти, нужно точно знать, чем может болеть действующий организм».

«Мирные» исследовали смерти занимаются изучением биопсий, иными словами частей органов, тиканий или образований живых пациентов. Также тщательному и скрупулезному анализу подлежит весь операционный материал, например, удаленные органы (аппендикс, матка, желчный пузырь и т.д.). Самое интересное, далеко не каждый больной знает, что диагноз ему ставит патологоанатом.

Занимательно и то, что для врача телоизучателя работать с «мертвыми» пациентами, как выяснилось, гораздо проще, чем с живыми. Самое главное не пропускать все через себя. Ведь в морг приходят родственники погибших. В тот момент им необходимо объяснить, что потеря близкого человека - это тяжело, но жизнь на этом не заканчивается. Как отмечает врач, многие люди, забирая в морге своих умерших близких, начинают винить в трагедии себя, что не всегда правильно, а зачастую губительно для психики. Вот и приходится по совместительству еще и психологами подрабатывать.
Как бы не хотелось, а работы у врачей-патологоанатомов предостаточно. У них как раз, можно сказать, клиенты чуть ли не в очередь выстраиваются. Что не может не навивать грусть. Так, в месяц в среднем на столе вскрытия оказывается по 42, а то и больше неживых человек. К примеру, в 2015 году было изучено 467 тел, в 2014 году — 567 медицинских покойников. Стоит отметить страшную уникальность данного морга. В нем проводят вскрытие не только взрослым и детям, а трупам с содержанием особо опасных инфекций: туберкулеза, ВИЧ, СПИДа.

Как это не покажется странным, но, как в том анекдоте про невесту: «любят одних — женятся на других», так и со смертью — человек может всю жизнь страдать от одной болячки, а в могилу его загоняет совсем другая. Но хорошего врача не проведешь! — он может выявить орган — виновник гибели всего организма сразу при вскрытии, эти «страдальцы» видны опытному глазу сразу.

«Как показывает практика, чаще всего люди умирают от инфарктов и инсультов. В основном это пожилые. Дети чаще умирают от пневмонии. Но самое печальное, что высока детская смертность среди тех, кто еще даже не познал жизнь, когда понимаешь, что труп ребенка извлекли из матери — к такому сложно оставаться равнодушным», — комментирует врач.

Бытует мнение среди обывателей, что нынче человек дурно ароматизирует при вскрытии. Причиной тому зашлакованность организма: грязный воздух, вредные привычки, нездоровая пища, в общем вся наша окружающая среда. Только вот и этот миф наш патологоанатом развеяла.

«Запахов таких, чтоб нос прошибало, нет. Разве что при вскрытии кишечника. Да только он и при жизни далеко не ароматом лепестков роз благоухает, ведь там весь процесс переработки идет. Это же целый завод с выбросами, а не цветник. Так что ничего удивительно. А больные органы не пахнут, трансформируются — это да», — отметила Елена Балацюк.

И хотя врач развеяла основную часть мифов, какими окружен морг, все же один интереснейший факт поведала. Несмотря на неживой материал, среди патологоанатомов ходит легенда о человеческой душе. Говорят, она покидает тело, как раз во время вскрытия его. Покажется странным, но в этот момент труп теряет в весе 9 граммов. Неужели все наши чувства, эмоции, любовь, ненависть умещаются чуть ли не в щепотку?

Однако, вскрыть человека, четко диагностировать причину смерти, выдать тело родственникам — это еще пол дела. Каждый день этим людям приходится сталкиваться еще и с профессиональным бытом. Брешь в наличии оборудования и дефицит кадров, безусловно, дают о себе знать: работать приходится чуть ли не за троих. Всего в регионе специалистов такого уровня не более 15 человек, в то время как требуется чуть ли не в четверо больше. Вот она откуда берется очередь в морг?..

Начальник КГБУЗ «Владивостокское патологоанатомическое бюро» Евгений Коцюрбий – в интервью РИА VladNews

Трупы - основная работа патологоанатома? Врачи этой профессии - циники? В сериале «След» показана правда? Оживают ли трупы? Ответы на эти и другие вопросы даёт в интервью РИА VladNews начальник краевого государственного бюджетного учреждения здравоохранения «Владивостокское патологоанатомическое бюро», заведующий кафедрой патологической анатомии и судебной медицины, кандидат медицинских наук, доцент Евгений Коцюрбий.

- Евгений Анатольевич, сколько вы работаете патологоанатомом?

Общий стаж у меня 19 лет. В 2004 году я защитил кандидатскую диссертацию. С 2009 года являюсь начальником Владивостокского патологоанатомического бюро, а в прошлом году стал заведующим кафедрой патологической анатомии и судебной медицины Тихоокеанского медицинского университета.

Патологоанатом - специальность штучная. Чтобы вырастить патологоанатома, нужно не меньше 15 лет, это без общего обучения. Конечно, эта цифра - ориентировочная. Кто-то может стать хорошим специалистом раньше, кто-то - позже, всё зависит от склада ума, подготовки и желания работать. И патологоанатом никогда сразу много зарабатывать не будет.

- Чем занимается врач вашей профессии?

Патологическая анатомия столь же древняя наука, как хирургия или терапия. Своими корнями уходит в глубокую древность и представляет собой фундаментально-прикладной раздел медицины. Название «патологическая анатомия» утвердилось лишь с середины XVIII века. До этого долгое время она называлась «практической» или «медицинской» анатомией.

Название профессии врача «патологоанатом» соединяет в себе два греческих слова «pathos» - страдание (недуг) и «anatome» - рассечение. В связи с этим правильно говорить, что одним из разделов работы врача-патологоанатома является патологоанатомическое вскрытие - аутопсия (смотрю сам). Мы можем после патологоанатомического вскрытия сказать, какие травмы человек перенес, какие болезни, чем и как его лечили. Все врачебные ошибки, если они есть, прекрасно видны. Врач-патологоанатом отличается от судебно-медицинского эксперта тем, что определяет причину смерти человека от болезней.

Развитие патологической анатомии к середине ХХ века привело во многих странах к новому изменению её названия на «клиническую патологию», что лучше отражает её важную современную роль в прижизненной диагностике заболеваний, клинико-анатомическом анализе летальных исходов по материалам вскрытий и развитии теоретических основ медицины.

Развитие патологической анатомии в России происходило непосредственно в связи с клиниками. Регулярно проводились вскрытия трупов умерших в госпиталях. Вскрытия в России начали проводить официально и регулярно ещё в первой половине XVIII веке. По инициативе Петра Первого врачи стали не только вести больного при жизни, но и проводить аутопсийное исследование после смерти больного, если такое случалось. Как только был изобретён микроскоп, в истории патологоанатомической анатомии начался микроскопический период.

Сегодня появились современные методы исследований (компьютерная томография, магнитно-резонансная томография и так далее), но глаз патологоанатома всё равно остаётся единственным достоверным инструментом в постановке клинического диагноза. В XXI веке наша служба вошла в период «прижизненной патологической анатомии» или «патологической анатомии живого человека» так как в арсенале врачей появилась электронная микроскопия, молекулярная и иммуногистохимическая диагностика. Патологоанатом - не «врач для мёртвых», как раньше говорили, а «врач для живых».

- То есть патологоанатом изучает болезни, чтобы их предотвратить?

Да. Теперь у патологоанатома самый большой раздел работы, который занимает порядка 90% его рабочего дня - это прижизненная гистологическая диагностика по биопсийному и операционному материалу. То есть всё, что берётся у человека, например, при посещении врача-гинеколога, гастроэнтеролога, все ткани и биологические объекты, которые берутся при оперативном вмешательстве - все отправляется на исследование патологоанатому. Самый точный и окончательный диагноз устанавливает патологоанатом. Любой врач ограничен в обследовании больного - он определяет болезнь с помощью осмотра, предварительных анализов, но не видит, что происходит с органами и тканями. Как говорится, не ошибается только один человек - патологоанатом. Опытный специалист может по одному только исследованному органу понять, что именно происходило в организме. По одной ткани - выявить целый ряд патологий. Каждая болезнь оставляет в организме свой отпечаток. И каждое лечение тоже.

- Значит, именно патологоанатом изучает материалы с подозрением на рак?

Совершенно верно, онкологическая настороженность является приоритетным направлением в нашей работе. Мы - это те врачи, которых никто из больных не видит, но от диагноза которых зависит судьба человека. Благодаря патологоанатомической службе мы с вами говорим о доказательной медицине.

- Какие онкологические заболевания встречаются чаще всего?

Есть статистика. У женщин, преимущественно, это заболевания молочной железы, у мужчин - опухоли предстательной железы; на втором месте - опухоли толстой кишки. Опухоли лёгких встречаются, но не так часто. Они в основном связаны с тем, что люди продолжают курить, несмотря на то, что у нас ведётся активная борьба с курением. Мы отмечаем рост злокачественных новообразований кожи и ее придатков.

- Расскажите, какие самые частые причины смерти.

На первом месте - заболевания сердечно-сосудистой системы, с которыми сейчас объявлена всеобщая борьба. Это инфаркт миокарда и головного мозга на фоне атеросклероза сосудов и кровоизлияние в головной мозг. Это связано с образом жизни, сейчас слишком много социальных потрясений, не всегда люди исправно проходят диспансеризацию. Второе место - онкологические заболевания. Онкология для Приморского края остаётся проблемой, которую должен решить строящийся онкодиспансер.

- Возможен ли у патологоанатома карьерный рост?

Да, возможен. В патологоанатомической службе просто защитить диссертацию, и вообще это очень плодотворное место для занятий наукой. Один из вариантов роста - это реализация себя в научной деятельности. А на самом деле регалии в этой сфере особой роли не играют, здесь важен личный авторитет, который зарабатывается годами. При желании патологоанатом может уйти в судебную медицину, но для этого нужно переучиться. Кстати, считается, что лучший судмедэксперт тот, который вырос из патологоанатома.

- Какими принципами вы руководствуетесь в работе?

Самое главное в нашей работе - быть объективным, оставаться открытым к общению и быть максимально коммуникабельным, потому что патологоанатом должен действовать в связке с окружением, в том числе и с клиницистами. Мы друг без друга не можем поставить правильный диагноз.

- Плюсы и минусы вашей работы?

Самый большой плюс - как в старом анекдоте - благодарность от пациента в виде ночного звонка. На самом деле большой плюс - это личная удовлетворённость, когда ты видишь радостное лицо человека, общаешься с ним, и он получает от тебя информацию, что у него, допустим, у него не злокачественное образование, а доброкачественное, и его ожидает хороший прогноз.

Самый большой минус - это то, что до сих пор нас ассоциируют с трупами. Не хотелось бы, чтобы о нас так думали и дальше. Стереотипы менять проблематично. Патологоанатомическая служба всегда находится на задворках больницы, и о нас вспоминают в последнюю очередь.

- С чего начинается и как проходит рабочий день патологоанатома?

Типичный рабочий день у патологоанатома проходит так же, как и у всех врачей - с кофе. А рабочий процесс зависит от сложившейся ситуации: может быть какое-то вскрытие, но основная масса работы - это биопсийные исследования.

- Необходима ли патологоанатому стрессоустойчивость?

Любому врачу нужно иметь крепкие нервы, потому что мы все сталкиваемся с человеком и его жизнью, и несём за это полную ответственность. Нам, также как и любому врачу нужно ещё и с родственниками общаться, которые порой бывают неадекватными. А учитывая, что врачи юридически очень слабо защищены, мы не знаем, что с нами может произойти в следующую минуту. Любой врач должен обладать крепкими нервами, особенно хирург, который находится около операционного стола и которому в считанные секунды нужно решить, какой сделать разрез, какой сосуд перевязать и так далее. Так что у патологоанатомов в какой-то мере ситуация проще: у нас есть время для того, чтобы подумать, почитать книгу или проконсультироваться с кем-то из коллег.

- Как часто вы общаетесь с родственниками пациентов или умерших?

Постоянно. Неадекватных людей, к счастью, попадается немного, но они бывают. У нас уже отработана схема общения с ними.

- Часто бывает, что люди сильно расстроены. Выступаете ли вы в роли психолога?

Естественно. Мы пытаемся объяснить родственникам, что то, что случилось - цепь событий, которая связана с тяжёлым заболеванием или какими-то причинами, которые к этому привели.

- Патологоанатомы - циники?

Честно сказать, я не знаю, как это назвать правильно. Циниками мы не становимся, но взглянуть на проблему со стороны пытаемся, чтобы лишний раз через себя всё это не пропускать. Иначе никаких сил не хватит.

Всё ваше окружение на работе - коллеги, пациенты, родственники пациентов и умерших, неадекватные люди, студенты - влияет на ваше внутреннее спокойствие?

Иногда бывает тяжело, особенно когда приходят неадекватные люди и начинают вести себя по-хамски, угрожать, вплоть до расправы. В таких условиях у любого может произойти «сдвиг». Но если мы не будем спокойны, то мы не сможем правильно ставить диагноз. В первую очередь мы думаем о живых, и прежде чем что-то сделать, думаем. И, конечно, нужно контролировать себя и свои эмоции.

Во избежание эмоционального и профессионального выгорания, вы ходите к психологу или делитесь переживаниями с близкими?

Я не знаю ни одного патологоанатома, у которого произошло бы эмоциональное выгорание, потому что это никак не связано с профессией. Патологоанатом - всегда оптимист. Конечно, мы всегда думаем о худшем, но в целом патологоанатом зарождает зерно надежды и всегда предлагает какие-то варианты. Чтобы не происходило выгорания, нужно ходить в отпуск, общаться с друзьями, а ещё не останавливаться на достигнутом. Существуют разные сообщества, мы общаемся и с врачами других специальностей.

- Евгений Анатольевич, вы боитесь смерти?

- «Смерть можно бояться или не бояться - придёт она ко всем обязательно», это Гёте. Как говорил Марк Аврелий в своей книге «Наедине с собой. Размышления», «о смерти надо всегда помнить». Надо всегда знать, что она придёт, и тогда страшно не будет. Смерть - это естественное прекращение жизни. Но привыкнуть к смерти все равно нельзя. Ее можно научиться реально оценивать. Вообще, врач должен чувствовать боль человеческую. Если он не чувствует, значит, он уже не врач. И вместе с тем - должен мыслить рационально. Как найти выход. Как спасти здоровье или жизнь пациента.

- Но как ни помни, это всё равно неожиданность. Особенно для близких людей…

Я с вами согласен, но от этого никуда не денешься. Поэтому мы и пытаемся до людей донести, что надо радоваться каждому дню и тем событиям, которые происходят сейчас. Потом это никогда не повторится. И когда люди ругаются, ссорятся по непонятным причинам, ведут себя по-хамски, то непонятно, что ими руководит. Какие-то сиюминутные эмоции…

- Помогает ли вам ваша профессия больше ценить жизнь или философски относиться к жизни и смерти?

Патологоанатом - это философ. Со временем приходит понимание окружающего, появляется совершенно другое отношение ко всему. Другое отношение к здоровью, в первую очередь, к болезням. Нужно помнить, что все болезни от головы, а не от окружения. Оно, конечно, играет определённую роль: есть племя индейцев, которые могут из здорового человека сделать больного. У нас так же - когда вам постоянно говорят «Как-то плохо вы выглядите», то, естественно, появится такая мысль, и по неволи заболеешь.

- Во что вы верите?

Я верю в то, что когда-нибудь люди, которые находятся у власти, обратят на нас, наконец, внимание, и совершится неожиданное - нам скажут, что все финансовые потоки, направленные на медицину, посвятят патологоанатомической службе, и оснастят нас так, как нигде больше. Сканирующий микроскоп, система автоматический проводки и покраски, оборудование для генетической диагностики.

- Патологоанатомам не хватает нового современного оборудования?

Да. Чтобы быть окончательно довольным, работа делалась в полном объёме, и медицина стала доказательной, патологоанатомическая служба должна быть соответственно оснащена.

- Совершают ли патологоанатомы ошибки из-за отсутствия необходимого оборудования?

Кто не работает - тот не ошибается. Ещё Эрнест Хемингуэй сказал, что человек всегда прав, пока не ошибётся. Как и в любой профессии, у нас бывают ошибки, но наши ошибки к смерти не приводят. Они могут увести врача в другое диагностическое русло, тогда врач поменяет тактику лечения, но повторный пересмотр случая всё поставит на свои места.

- Просят ли вас друзья, близкие и знакомые поставить им диагноз или проконсультировать по какому-то вопросу?

Все друзья и близкие в первую очередь обращаются ко мне, а потом уже к тому врачу, которого я посоветую. Я привык к этому. Думаю, у любого врача так жизнь проходит. Так всегда было и будет. Мне даже в радость помогать близким, потому что я для этого и учился.

- Пытаетесь ли вы лечить семью?

Если речь идёт не об оперативном лечении, то да. Могу проконсультироваться с врачами, а так я сам назначаю лечение, ведь патологоанатом - врач, который закончил лечебный факультет, общие принципы лечения я прекрасно понимаю, и, более того, патологоанатом понимает морфологическую суть заболевания. Как сказал Александр Мационис: «Патологоанатомы лекарств не назначают, но точно знают, сколько их нужно». Сам делаю родным анализы.

- А вскрывали ли близких или знакомых?

У патологоанатомов есть правило: близких, родственников, друзей, знакомых мы не вскрываем. Если есть такая необходимость, то просим коллег.

- Какие странные или страшные случаи были в вашей практике?

Самый страшный случай, который у нас был, это когда нас обвиняли в том, что мы подменили здорового ребёнка на больного. Это было довольно давно, примерно в 2008-2009 годах. Всё это показывали по ТВ. Обвиняли врача, который относился к акушерской гинекологической службе, детскую больницу, а заодно и нас, и скорую помощь. Досталось всем. А когда выяснилось, что врачи в этой ситуации не виноваты, никто перед нами не извинился. Все неприятные моменты связаны с людьми, которые неадекватно себя ведут и не хотят понимать суть нашей работы, считают, что есть какая-то коррупционная составляющая.

- Бывали ли случаи, когда труп оказывался живым?

Это из разряда фильмов ужасов и кухонных разговоров. Если человек умирает, он не сразу к нам попадает. Также есть определённые нормативы, в соответствии с которыми труп направляется в патологоанатомическое отделение. Первый, кто констатирует смерть, это участковый терапевт или врач стационара. Также есть ориентировочные и достоверные признаки умирания.

- Патологоанатомы в фильмах и сериалах изображены верно?

В большинстве фильмов это из разряда чёрного юмора или фантастики, как, например, в сериале «След». Все верят в то, что там показывают. Меня бесит, когда они там такие все из себя оснащённые и обладающие различными возможностями, но элементарные микроскопы у них такие, как у наших студентов, и они их даже не включают. Кино есть кино.

Дарья Наумец

– Когда говорят «патологоанатом», то сразу представляешь себе человека, который в рабочем процессе практически не встречается с живыми людьми, это так?

– Обыватели и даже некоторые медицинские работники порой не совсем правильно представляют нашу специальность. Когда говорят «патологоанатом», сразу в голову приходят умершие, патологоанатомические вскрытия и так далее.

На самом деле большая часть нашей работы – это работа с живыми людьми.

В этом плане мы принципиально ничем не отличаемся от рентгенологов, врачей клинической лабораторной или ультразвуковой диагностики. Мой основной рабочий инструмент – микроскоп. Вот передо мной лежат стекла с гистологическими препаратами, направления на исследование, это все живые люди, которым была сделана гастроскопия и взята биопсия. Потом все эти материалы принесли нам, чтобы мы поставили диагноз.

– То есть даже коллеги-врачи не вполне представляют, чем вы занимаетесь?

– Знаете, когда люди, не имеющие отношения к медицине, не понимают, что мы делаем, это не задевает. Если человеку интересно, я всегда готов рассказать о своей работе. А вот когда некоторые коллеги не в курсе нашей работы – это напрягает очень сильно. Некоторые специалисты даже не очень понимают разницу между гистологией и цитологией.

Цитологи в России – это врачи клинической лабораторной диагностики, а гистологи – это патологоанатомы. И те, и другие занимаются морфологией, основной смысл кроется в принципе метода. Цитологическое исследование можно провести где-то в течение 40 минут и выдать ответ. Цитологи изучают клетку и по ней могут предположить, а иногда и поставить, диагноз.

У нас принципиально другая работа. Мы по тканям должны поставить точный диагноз. То есть цитолог только предположил, что это опухоль, а мы не просто подтвердили, но и определили какая именно. Например, сказать, что это рак – недостаточно. Рак – понятие планетарного масштаба, и злокачественных опухолей огромное количество. От понимания того, какая именно опухоль, зависят и лечение и прогнозы. И есть коллеги, которые не очень это понимают. Особенно напрягает, когда звонит доктор и спрашивает, готов ли результат. И на ответ, что не готов, просит сказать «хотя бы предварительно». Это говорит о том, что он вообще понятия не имеет, чем мы тут все занимаемся.

Специфика нашей работы такова, что мы либо скажем, либо не скажем. Да, порой, исследование занимает много времени, иногда уходит до 5 суток. Но это связано с предварительной подготовкой препарата. Нельзя просто взять и сделать стекло. Материал нужно обработать, провести по спиртам, залить в парафин, приготовить блок, блок порезать, наклеить на стекло, депарафинировать, покрасить, накрыть покровным стеклом, отдать врачу и он уже начинает его изучать. Технология сама по себе достаточно длинная. И этот этап мы должны пройти весь, полностью. Пока мы в микроскоп не увидели, мы ничего не скажем.

– А бывает, что надо все-таки довольно быстро понять, что происходит?

– Бывают и срочные биопсии, когда человек лежит на операционном столе, и хирург должен понять, какой объем оперативного вмешательства провести. Удалить часть органа или попытаться спасти жизнь, но операция может быть калечащей? И вот здесь хирургам помогаем мы. Они берут кусочек ткани, приносят сюда и в течение 15 минут мы должны сказать – это злокачественный процесс или доброкачественный. В таких случаях длительной подготовки не проводится, кусочек ткани замораживается до низких температур, быстро режется на микротоме и окрашивается. Точный диагноз поставить можно не всегда, но чаще всего нам это удается. Это очень большая ответственность.

Возвращаясь к вопросу о коллегах, хочу сказать, что докторов, которые не понимают суть нашей работы, к счастью, мало. Все же врачи нас любят, ценят и уважают. Особенно онкологи, хирурги, гинекологи и эндоскописты. Эти специальности в принципе без патологической анатомии обойтись не могут.

Один день патологоанатома

– Думаю, не ошибусь, если скажу, что для большинства людей решение стать патологоанатомом, мягко говоря, выглядит странно. Что повлияло на ваш выбор профессии?

– Мне изначально была интересна гистология, то есть наука о тканях, из которых построено тело человека. Но потом в процессе обучения в институте мне стало любопытно, а что происходит, когда человек заболевает. Ведь у каждой болезни должна быть какая-то структурная основа. Мне было интересно найти ее, узнать, что повредилось у человека, почему он заболел.

На третьем курсе меня увлекла патанатомия, ведь все здоровые органы и ткани выглядят одинаково, а вот больные – совершенно по-разному. Меня никогда не смущала та сторона моей профессии, которая предполагает работу с умершими людьми. Это ведь тоже довольно интересно: человек жил, чем-то болел и в итоге умер. Поставить диагноз, разобраться, что такого происходило с ним, может быть, его лечили неправильно, может быть, все делали верно, но почему-то это не принесло желаемого результата. Где случился сбой? К тому же, хотелось пользу людям приносить.

– Как проходит рабочий день у вас?

– Начинается он где-то в 8 утра. Я заведующий, поэтому много административно-хозяйственных дел. Помещение отделения достаточно большое, 3000 квадратных метров, вот я с самого утра хожу, смотрю, где что сделать, починить, подмазать, решить и так далее. Непосредственно врачебной работой мне заниматься некогда, но иногда удается отвлечься на биопсии.

А вообще день патологоанатома построен так: сотрудник приходит на работу, изучает документацию, если есть умершие, то принимает решение о вскрытии. В 9 утра мы уже начинаем вскрытия, заканчиваем в 12–13 часов, выдаем медицинские свидетельства о смерти, а дальше занимаемся всей остальной работой: составляем протоколы вскрытий, изучаем биопсийные препараты, пишем заключения, ставим диагнозы.

На самом деле, у нас нет жесткого разделения, кто что делает. Все происходит параллельно: один проводит вскрытия и пишет протоколы, другой занимается гистологической работой и смотрит доставленный материал, третий идет принимать этот материал. Все что у человека отщипнули, отрезали, удалили или само отделилось, все несут сюда, в патологоанатомическое отделение. И этот материал нужно подготовить, чтобы он был удобоварим для гистологического исследования. Вот этим непосредственно и занимается врач-патологоанатом.

Рабочий день у нас короткий, пятичасовой. Отпуск большой, шесть недель. Еще нам молоко дают, так как наша работа считается вредной из-за постоянного контакта с химическими веществами, которыми мы обрабатываем ткани для гистологического исследования.

Несмотря на эту вредность, обычно патологоанатомы живут очень долго. Может это с формалином связано, может, мы консервируемся. Тем не менее, у нас, как и у врачей других специальностей, есть риск заражения инфекционными заболеваниями от своих «пациентов», в том числе, туберкулезом, гепатитом или ВИЧ-инфекцией.

Бывает, сначала привозят жену, а через несколько часов – мужа

– Угнетает ли вас то, что вы ежедневно сталкиваетесь со смертью?

– Вы знаете, а мы, по большому счету, со смертью и не сталкиваемся. Реаниматологи, хирурги, терапевты, онкологи – вот кто действительно «смотрит смерти в лицо». Они лечат пациентов, некоторые из которых, в итоге, умирают у них на руках. Вот это – столкнуться со смертью. Лично я не представляю как это! Может быть, это даже была одна из причин, почему я выбрал патологическую анатомию. Я не могу себе представить, что у меня на руках умирает человек.

Мы же имеем дело не со смертью, а с результатом, с умершим телом. Жалеть уже некого, только родственников.

Я вообще спокойно отношусь к смерти. Более того, став патологоанатомом, я убедился, что на этом все не заканчивается, какое-то существование души продолжается.

Был очень интересный случай. Я только пришел в отделение патологоанатомом, я же большую часть жизни работал гистологом. Начал заниматься вскрытиями. В течение месяца каждый день привозили умерших, вскрытий было много.

И вот однажды прихожу, никого не привезли, и на следующий день тоже. Я санитарам говорю, что странно, никого не привозят. Они мне в ответ совершенно спокойно, без эмоций, говорят: «Так конец месяца же».

Я сначала не придал этому значения. Потом стал замечать, что да, в конце месяца становится меньше умерших. Это не касается криминальных смертей, несчастных случаев. Зато как начинается месяц, картина кардинально меняется, как будто там есть канцелярия, которая ведет учет и давай план выполнять.

– Времена года тоже влияют?

– Да, люди стараются не умирать в ноябре и феврале. Вообще, на праздники, на собственные юбилеи, как правило, мало кто уходит. Для человека это очень значимое событие – отметить Новый год с семьей или день рождения. Он к нему готовится, ждет. А потом спокойно умирает. Дважды были такие случаи, когда сначала привозили жену, а через несколько часов мужа. И наоборот. Не смогли пережить уход любимого человека.

– Как родственники умерших воспринимают вашу работу? Как относятся к вскрытиям?

– По-разному. Бывают случаи, когда отказываются от тела, говорят, что не нужно. Я это не понимаю, как же так? Как они жить с этим дальше будут. Часто у людей складывается впечатление, что мы делаем что-то отвратительное, грязное, уродуем тела. В медицине вообще мало гламурной эстетики. Наверное, да, это не очень презентабельно и красиво, но мы действуем с полным уважением к телу умершего. И когда людям это объясняешь, тихо, спокойно, по-человечески, у абсолютного большинства меняется отношение. Иногда даже бывает человек яростно протестует, что не даст надругаться над телом, не позволит вскрывать, а потом благодарит. Говорит спасибо патологоанатому. Вы знаете, человеку свойственно винить себя, что чего-то не сделал, чтобы спасти своего родного человека. А когда он узнает причину смерти, то успокаивается.

– А не бывает протестов от верующих людей?

– Меня вопрос, как религия относится к патологоанатомическим исследованиям, всегда очень волновал. Я выяснил, что совершенно спокойно. И православие, и даже мусульманство. С православными священниками все было просто, к нам часто приходит отец Александр, очень интересный человек, вот я его как-то спросил об этом. Он ответил, что возражений со стороны церкви нет. С тем же вопросом я обратился к мулле. Он мне сказал, что когда писался Коран, то о вскрытиях и мыслей не было, поэтому прямого указания, что нельзя, нет. Так что все можно.

Ограничения касаются тех случаев, когда над умершим был проведен обряд, тогда к телу прикасаться нельзя. Тем более, это правило относится к воинам, павшим в бою – они должны быть погребены в той одежде, которая пропиталась их кровью.

Маленькие радости паталогоанатома

– Парадоксально, но почему-то среди паталогоанатомов больше женщин…

– Да, когда я только собрался в патанатомию, мне моя преподаватель сказала: «Дим, ну куда ты идешь, эта работа для женщин, обремененных семьей, зачем тебе это нужно? Мужчина должен идти в хирурги, выбирать что-нибудь героическое».

– Действительно, врачи вашей специальности находятся в тени коллег. Вас это не обижает?

– Совершенно не обижает. Это ведь, кому что нужно. Кому-то необходимо быть на коне, блистать в лучах славы, а другим это вовсе не обязательно. У нас тоже есть свои маленькие радости. На самом деле это очень непросто, по гистологической картине через микроскоп не только посмотреть, что там, а увидеть, понять и поставить диагноз. Диагнозы бывают исключительно сложные, и вот когда ты его выстрадаешь и поставишь, то испытываешь и гордость, и радость, и все, что хотите.

Да, может быть, этим особенно не прославишься, но для себя лично удовлетворение, безусловно, получаешь. На одном из моих прежних мест работы старшая сестра отделения говорила, что мы бойцы невидимого фронта. Наверное, так и есть.

– А хорошо ли обучают бойцов? Как преподают патологическую анатомию, в том числе вообще всем студентам, любых специальностей?

– У нас как раз неправильно поставлено преподавание патологической анатомии. Ее проходят на третьем курсе, когда студенты только освоили базовые специальности и еще ничего не понимают в медицине. А их как котенка кидают в воду, плыви куда хочешь, поэтому многие вещи студентам приходится просто заучивать наизусть, не понимая.

У нас в Российском национальном исследовательском медицинском университете им. Н.И. Пирогова, где я преподаю, есть совместная программа с медицинским факультетом миланского университета. У них методика обучения приближена к той, какой она должна быть. Студенты на 3 курсе весь год учат общую патологическую анатомию. А потом до самого конца, до 6 курса, каждый год встречаются с преподавателем патанатомии. Например, изучает студент кардиологию, к нему на занятия приходит патологоанатом и они несколько дней учат патанатомию болезней системы кровообращения. И так по каждой специальности. У нас этого нет вообще, у нас – выучил в течение года и забыл.

Это может прозвучать несколько самонадеянно и высокомерно, но на мой взгляд, в итоге у нас получаются хорошие фельдшеры, а не врачи. Это понимают многие ученые и преподаватели, но изменений пока нет. И так уже в течение десятилетий.

«Ординатор поставит мое сердце в шкаф? Не надо!»

– Ваша профессия повлияла на представление о жизни?

– Конечно, без профессиональной деформации личности не обходится. Действительно, начинаешь под другим углом смотреть на окружающих, на жизнь. Правда, хочется больше радости. Большинство коллег, с которыми я знаком, люди очень веселые и позитивные. Знаете, на самом деле работа патологоанатома не очень тяжелая в моральном плане. Да, нам приходится ежедневно общаться с родственниками умерших. Сложно оставаться безучастным к человеческой беде, пусть даже и чужой. Конечно, их горе отражается и на нас, и нервные клетки тратятся. Но все же это не основная часть нашей работы. Хватает других дел, чтобы восстановиться.

– Иногда можно услышать, что тот или иной ученый завещал тело науке, как вы к этому относитесь?

– Мы изнутри выглядим все одинаково. А смерть не красит никого. И тело ученого такое же, как и все остальные. Конечно, науке и практике медицинской тело человека нужно. Студентам, врачам клинических специальностей надо учиться, хирургам – практиковаться в выполнении операций. На собаках – это замечательно, на муляжах тоже, но ни один муляж не воспроизведет тело человекам таким, каким его создал Бог. Найти человеческое тело для этих целей не просто, но возможно.

А завещать свое тело? Предположим, что кто-то из моих коллег завещал себя науке. Я не представляю, как вообще к нему подойду. Если умирает кто-то из моих знакомых или коллег, я не буду вскрывать его тело, я попрошу коллегу, который не знал его при жизни. Потому что это морально очень тяжело. И со своим телом мне не хочется ничего подобного. Я учу ординаторов, аспирантов, а они потом мое сердце поставят в баночку на шкаф! Не надо!

– У патологоанатомов есть какие-то табу или «кодекс чести»?

– Знаете, сейчас много обсуждают врачебные ошибки. Умирает человек в больнице, и сразу возникает вопрос, а правильно ли его лечили, все ли сделали как надо? Затем тело этого пациента попадает на стол к патологоанатому. И ведь он может прикрыть своих коллег и написать, что хочешь. Конечно, такое возможно. Вот это, на мой взгляд, и есть вопрос профессиональной чести. Можно подтасовать все, но в приличных учреждениях этого не делают. В нашей больнице такого нет: администрация понимает, что проблему лучше поднять и озвучить. Если ее спрятать, то она вылезет еще не один раз. И потом – нас легко проконтролировать. Гистологические препараты могут храниться вечно. Пройдет 40 лет, а вы можете поднять стекла и увидеть, как все было на самом деле.

Еще один момент. Наверное, врачу-патологоанатому не стоит стесняться говорить, что он чего-то не знает. Особенно этим грешат молодые специалисты. Ну как же, я – патологоанатом, за мной слово в последней инстанции и я чего-то не знаю. С годами это проходит. Я чаще слышу от профессоров: «Я не компетентен в этом вопросе, научите меня, расскажите как надо». У нас очень разноплановая специальность, знать все нельзя. Так что абсолютно не стыдно чего-то не знать. А вообще, любой врач, наверное, должен руководствоваться одним принципом – делай то, что должен делать – помогай людям.

О роде деятельности патологоанатомов представления у большинства туманные: кажется, кого-то там режут. Рассматривать врача-патологоанатома как практикующего только посмертные вскрытия будет в корне не верно. Так чем же они там все-таки занимаются?

Патолого-анатомическая служба является одной из важнейших составных частей здравоохранения. Вопреки распространенному мнению врач-патологоанатом работает не только в области посмертной диагностики. Напротив, его деятельность, в первую очередь, направлена на сохранение жизни и здоровья человека.
Так кто такой врач-патологоанатом (врач-патоморфолог, гистопатолог, клинический морфолог) ?

У большинства обывателей словосочетание «врач-патологоанатом» вызывает только мрачные ассоциации.

Заведующая патанатомическим отделением Екатерина Курочкина рассказывает о своей работе:

«На сегодняшний день большую часть моей работы составляет исследование онкологического, акушерско-гинекологического, эндоскопического и хирургического материала.

Практически не один из пациентов с подозрением на злокачественный или пограничный процесс в организме не сможет получить специализированной помощи на базе онкодиспансера без предварительного прижизненного исследования материала (чаще всего биопсийного) врача ПА.

Отдельный интерес представляет собой исследование акушерско-гинекологического материала, включая плаценты от рожденных детей. Практика показывает, что даже при вполне благополучном течении беременности и родов в последе возможно развитие ряда серьезных патологических процессов, связанных с инфекцией, эндокринной и соматической патологией матери, которые могут повлечь за собой тяжелые последствия, как для новорожденного, так и для родильницы. Высокий процент инфекционной, онкологической и эндокринной гинекологической патологии нарушает репродуктивное здоровье современной женщины, качество жизни женщины более старшего возраста. Прижизненное морфологическое исследование материала выкидышей, неразвивающихся беременностей и другого материала женской половой сферы, включая исследование биоптатов шейки матки (в рамках борьбы с распространенным раком шейки матки) в большинстве случаев помогает врачам акушерам-гинекологам определиться с тактикой обследования, лечения и наблюдения таких пациенток.

Исследование эндоскопического материала желудочно-кишечного тракта, органов дыхания позволяет установить природу патологического процесса, исключить или подтвердить злокачественный процесс.

Таким образом, вопреки всеобщему мнению, главным оружием врача-патологоанатома является не секционный нож, а микроскоп, используемый в помощи, прежде всего, живым людям!!!»

ГБУЗ ЯНАО «Губкинская городская больница» поздравляет всех врачей- патологоанатомов с профессиональным праздником, а особенно патологоанатома нашей больницы Курочкину Екатерину Александровну!

Желаем Вам здоровья, благополучия, выдержки и успехов в вашем нелегком деле. Светлого и доброго будущего Вам, вашим родным и близким людям!

Врачи-патологоанатомы большинству обывателей представляются не иначе как здоровенными бородатыми дядьками в окровавленных фартуках, настолько суровыми, что могут на вскрытии держать нож в одной руке, а бутерброд с ливерной колбасой – в другой.

Улыбчивая девушка, врач-патологоанатом с семилетним стажем Ольга Конопляник, развеивает это и другие заблуждения о своей профессии.

1

"Вскрытие – процесс творческий!"

Патологоанатомы – люди чуткие: никогда не режут по живому. ©

"Вопреки расхожему мнению, работа врача-патологоанатома вовсе не заключается в том, чтобы целыми днями стоять над секционным столом и неустанно резать умерших людей. Сейчас в нашей практике вскрытий становится все меньше – они занимают, наверное, всего около 10% работы врача. Да, может быть и по 2-3 вскрытия в день, но бывает и ни одного.

Родственники умерших, конечно, не всегда рады вскрытию, иногда дело доходит до истерик… Но с другой стороны, всем ведь хочется, чтоб их хорошо лечили, чтоб врачи досконально знали болезни и их проявления. А вскрытие – это и наиболее точный диагноз, и возможность (прежде всего лечащим врачам) взглянуть "изнутри" на результаты своего труда, найти возможные ошибки и в будущем – способы их избежать.

Вообще, вскрытие – процесс творческий, требующий немалого напряжения ума, логики и даже фантазии. Случается, что причина смерти не лежит на поверхности, – тогда привлекаются дополнительные методы исследования, всегда обязательно последующее микроскопическое исследование кусочков органов и тканей. Иногда нужен не день и не два, чтобы диагноз "созрел" и оформился в адекватное заключение о причинах смерти. Так что это в каком-то роде даже похоже на детективное расследование.

Сам по себе процесс вскрытия некогда живого человека многим представляется чем-то из разряда фильмов ужасов. В реальности все проще, спокойнее. Обычно всю "грязную" работу в нашем случае делает санитар, то есть извлекает комплексом все органы, после работы врача укладывает их обратно и готовит тело к погребению. Это хорошая помощь, хотя большинство врачей все-таки имеют и опыт самостоятельного извлечения органокомплекса".

2

"Почти каждый второй ЖИВОЙ пациент проходит через руки и глаза патологоанатома"

"Второй раздел работы патологоанатомов, несоизмеримо больший, и важность его переоценить просто невозможно, – это исследование биопсий. То есть взятие кусочков органов, тканей или образований у живых пациентов. Плюс исследование под микроскопом всего операционного материала: а это удаленные органы (аппендикс, матка, желчный пузырь и т.д.), опухоли всяческие... Здесь наша задача – опять-таки точный диагноз. Количество таких исследований исчисляется сотнями тысяч в год на область.

И далеко не каждый больной знает, что диагноз-то ему ставит патологоанатом, и только после этого врачи других специальностей на основании нашего заключения назначают лечение. А когда говоришь, что почти каждый второй пациент проходит через руки и глаза патологоанатома, то верят очень немногие и все-таки предпочитают не сталкиваться с нами при жизни, хотя наверняка уже побывали под "зорким оком" кого-то из нас.

Еще бывают в нашей практике срочные биопсии (интраоперационные) – на них нам дается 15-20 минут, а пациент в это время ждет на операционном столе результат, от которого может зависеть дальнейший ход операции и чья-то судьба.

Вообще, биопсийная работа эмоционально гораздо более напряженная, чем вскрытие, ведь твое заключение может кого-то успокоить, кому-то может стоить жизни, кому-то подарит надежду, а кому-то принесет море слез, и волей-неволей триста раз подумаешь над тем, что видишь в микроскопе".

3

"Между прочим, эта профессия довольно популярна!"

"Мое желание стать именно врачом-патологоанатомом возникло спонтанно, где-то на третьем курсе медвуза, и оформилось, когда нас, студентов, сводили на вскрытие. Потом был сложный путь распределения – и вот она, цель, достигнута.

Конечно, многие знакомые, да и не все родственники, понимают такой "странный" выбор... Да еще для девушки. Кое-кто до сих пор надеется, что я изменю специальность. Но большинство, в том числе родители и муж, воспринимают профессию вполне адекватно. А тем, кто относится предвзято, проще сказать, что я на фабрике конфетки в коробочки укладываю, тогда и запах шоколада от меня послышится, а не какой-то другой.

Профессия патологоанатома, кстати говоря, очень даже популярная, несмотря на жуткие представления и далеко не самую высокую зарплату… На шестом курсе среди будущих выпускников-медиков всегда находится не один желающий, но не у каждого получается попасть в наши ряды. Ведь здесь нужно быть отличным специалистом во всех областях, разбираться буквально во всех болезнях, обладать стрессоустойчивостью и хорошей интуицией. И, что характерно, лично я примеров ухода врачей из этой профессии в другие специальности пока не знаю, а это говорит о многом".

4

"Мы – не "мясники"!"

Большинство моих коллег – очень жизнерадостные, добрые, со здоровым чувством юмора люди, весьма образованные, читающие, грамотные, интересные и разносторонние. И обижает, когда представляют нас в роли "мясников", копающихся абы в чем. А еще говорят, что все мы как один выпиваем от такой жизни, и в голове у нас, мол, что-то не так устроено, раз на такую работу согласны…

Еще одно распространенное заблуждение – то, что от нас пахнет всякими мерзостями и мы этот запах с собой приносим домой. Ну это же просто смешно! В морге, как правило, чисто и светло, плитка вовсе не заляпана кровью, а запах ничем не хуже, чем в любом другом отделении медучреждений. Если патологоанатом все делает аккуратно и правильно, "с чувством, с толком, с расстановкой", то получается, как раньше говорили, "анатомический театр", где можно получить ответы на многие вопросы, а вовсе не кровавые ужасы. Более того, вскрываем мы лишь тех пациентов, которые умерли в пределах больницы, а значит, с изуродованными, долго лежавшими и другими сталкиваться не приходится. Это удел судебно-медицинской экспертизы, в этом отношении – чего уж скрывать – у нас работа почище".

"Пауков я боюсь больше, чем мертвых"

"Как относиться к умершим? Лишние эмоции вряд ли уместны. Да и нужны ли? Раздумывать о судьбе, жизни умершего или особенностях его характера не приходится. На это нет времени, да и нервы свои лучше поберечь, над каждым ведь не поплачешь.

А своих родственников или знакомых, конечно, никто вскрывать не станет – это и неэтично, и нечеловечно по отношению к врачу в первую очередь, поэтому всегда есть коллеги, которые могут помочь в такой нелегкой ситуации.

5

Меня часто спрашивают, не снятся ли мне трупы или кошмары по ночам. Ну, что ответить? Вот если человек пряники 12 часов в сутки фасует, они же могут ему присниться? Так и у нас. Что-то может присниться, тем более, если вынашиваешь мысленно какой-то диагноз или размышляешь над интересным случаем. А мертвых я не страшусь. Гораздо больше боюсь темноты, воды, пауков и жуков всяких.

И менять свою работу на другую ни за что не хочу! Труд, конечно, не из легких: постоянно нужно что-то читать, постоянно возникают вопросы, каждый день можно что-то новое увидеть или очень редкое, есть риск столкнуться с какой-нибудь инфекцией или травмироваться (все, как у врачей других специальностей)… Но зато это очень интересно, здесь есть огромное пространство для творчества и получения удовлетворения от своего труда. А это именно то, к чему я стремилась, выбирая работу врача!"

6